- Чего лыбишься?
- Умиляюсь
- С чего?
- С твоего наплевательского отношения к собственной тушке. - Сказала Рина почти в пять утра, без сна проводящая очередную ночь.
И утешающая очередного сильного и замечательного человека, которого... правильно, уже сочла таким, кого хочется спрятать за своими сломанными крыльями.
Синдром курицы наседки - обостренная форма.
Я дорожу теми и начинаю трястись вокруг тех, кто привык идти по жизни один и пробивать собой стены (знакомый синдром, может, потому мне так и хочется их всех беречь и хранить, потому что в те времена, когда я только училась сплевывать кровь и баюкать никогда не заживающие раны, меня никто не хранил?).
А ведь не спала только по этой причине - стремилась убедиться, что человек, уснувший лицом в клавиатуру, проснется, до того, как опоздает.
Не слишком ли рано и легко я вновь пытаюсь кого-то хранить? Имею ли я право?
Как хорошо, что этот человек ничего не понимает.
Как грустно, что я слишком давно и зверски распрощалась с собственными иллюзиями, а потому быстро понимаю мотивы и причины своих поступков.
Мне не хочется, чтобы по земле ходили подобные мне, даже в тени диагнозов подобные, потому я сама разобью чужие стены собой и дам им (чудесным и потрепанным жизнью бойцам) идти по облегченными дорогам.
Когда-то кто-то говорил, что из меня отлично получилась бы каноничная боевая ведьма, а я смеялась, поскольку никогда не считала себя воином. Да. Боевого товарища из меня вряд ли получится, а вот телохранитель (одноразовый) - вполне. Никому не нужно? Нэ?
Шутка.
Я прекрасно знаю, что когда-то расшибусь о стены невозможного. И начинаю понимать, что это обязательно будут чужие стены, хотя... если к ним подхожу я, они становятся моими.